 В издательстве АСТ вышла книжка «Все о моем отце». Это сборник воспоминаний знаменитых детей о своих не менее знаменитых отцах.
Сегодня мы публикуем фрагменты их эссе, зарисовок и семейных очерков.
Денис ЕВСТИГНЕЕВ: «Ближайшими друзьями отца были директор гастронома и автослесарь»
- Мама рассказывала, как однажды на спектакль «На дне» пришел Анджей Вайда, чтобы посмотреть отца в роли Сатина. Она знала, что знаменитый горьковский монолог «Человек - это звучит гордо» отец чаще всего произносил своими словами. Опасаясь, что польский режиссер заметит фальсификацию классики, она подошла перед спектаклем к отцу и попросила повторить текст, на что тот согласно кивнул и сел за листы. Однако в решающий момент уже настроенная на полный текст мама по-прежнему услышала лишь несколько слов, сопровождаемых мычанием. Она в ужасе шепнула Вайде: «Извини, он забыл текст». На что тот ответил: «Галя, того, что он сказал, было вполне достаточно».
В жизни он был очень далек от всяческого артистизма, экзальтаций, порывов, кризисов и прочих атрибутов, приписываемых его профессии. Насколько я знаю, у него не случалось «творческих мук». Получая роль, он читал ее, а потом, бывало, в шутку добавлял: «А теперь самое сложное - выучить текст».
Среди его близких друзей не было поэтов, писателей и прочих творческих деятелей. Из актеров - только Сошальский. Два других близких друга - директор гастронома Семен Моисеевич и автослесарь из ремонтной мастерской. Когда мама сказала, что он должен иногда приезжать и гулять со мной (он ушел из семьи, когда мне было три года), он не водил меня ни в цирк, ни в кино, ни в зоопарк. Набор его встреч был одновременно банален и совсем не банален: он водил меня в гастроном и в гараж. Там он садился выпивать и беседовать, импровизируя стол на капоте машины или на ящике, а я был предоставлен себе. Помню прохладное подвальное помещение гастронома, где отец с Семеном Моисеевичем садились пить живое пиво с воблой. Мне выдавали в виде сухого пайка какой-нибудь дефицит, например колбасу или рыбу, и я, вполне удовлетворенный, мирно грыз его, уже не возникая. Часто бывал я и в гараже. Это был второй дом отца, если даже не первый. Он не обращал внимания на многие проявления материального мира, в частности на одежду, но с машинами у него были особые отношения.
Наивысшим его достижением была покупка «Мерседеса». Голубого - цвет приводил его в особый восторг. Разумеется, запчастей к «Мерседесу» в Советском Союзе не было, поэтому выкручиваться приходилось по обстоятельствам. Помню, как однажды он открыл капот и, с гордостью указывая на разные детали, поведал мне, что какие-то из них переставлены сюда из самолета, а какие-то - из грузовика «ЗИЛ»...
Татьяна ТАРАСОВА: «Интерес к Нееловой у отца остался надолго»
- Еще один эпизод сейчас всплывает в моей памяти. Посреди зимы я решила нагрянуть к тебе на дачу. Ты же так любишь гостей! У меня новая подруга - Марина Неелова. Я хочу вас познакомить. Уверена, что вы понравитесь друг другу. Приезжаем. Ты счастлив. Мгновенно накрываешь стол, вытаскиваешь все свои запасы и вкусности, наливаешь нам клюквенной водки. Ты в ударе. Шутишь, рассказываешь свои истории. Ты неотразим. Между переменами блюд спрашиваешь шепотом, показывая на Марину: «Кто она?» - «Актриса». - «Где играет?» - «В «Современнике». Ага! Пир продолжается дальше. И вдруг, обращаясь к Марине, на полном серьезе спрашиваешь: «А ты Зою Космодемьянскую играла?» Мы вздрогнули. При чем тут Зоя? А Неелова ему, глядя в глаза, весело: «Нет, Анатолий Владимирович, не играла». - «А хочешь?» - «Нет, не хочу». Ты темнеешь лицом: «Как? Ты не хочешь?» И что тут начинается! Да вы все антисоветчицы! Вон из моего дома! Чтобы ноги вашей здесь не было!
И т. д. На улице минус тридцать, да мы еще выпили по рюмке... Делать нечего, влезаем в наши шубы, идем на выход. А мороз дикий, машина у меня никак не заводится. Что делать, непонятно. Вдруг ты вылетаешь из дома, как котят выбрасываешь нас из «Жигулей», заводишь их с полуоборота, прогреваешь и выключаешь: «Все, антисоветчицы, пошли допивать». Все успокоились, и можно пировать дальше. Но интерес к Нееловой у тебя остался надолго... В какой-то момент ты набрал ее номер: «Ну здравствуй, великая актриса современности». - «Ой, а кто это?» - «Это Толя Тарасов». Маринка сползла со стула. Толя Тарасов! Тебе так остро захотелось хотя бы на минуту снова почувствовать себя молодым, снова пофлиртовать с красивой женщиной, чтобы она смеялась твоим шуткам, краснела от твоих комплиментов и называла тебя Толей, чего, кстати, Марина себе никогда не позволяла.
Антон ТАБАКОВ: «Продавщицы любили папу и кормили его желтыми бананами»
- Были у нас с папой и по-настоящему длительные путешествия - наши традиционные поездки в Саратов. Тут уж мы не всегда брали с собой других членов семьи и часто ездили вдвоем. В одной из этих поездок я неожиданно обнаружил, что мой папа действительно актер и действительно глубоко любим народом. Прежде на этот счет у меня были некоторые сомнения. Хотя иногда, когда он брал меня с собой в магазин, я видел счастливые, со слезами на глазах лица продавщиц, которые, засовывая руку под прилавок, куда-то совсем-совсем глубоко, вынимали бананы того желтого цвета, какого им вообще-то положено быть. Но тогда это было чудо, поскольку я совершенно точно знал и готов был поклясться, что бананы - это зеленый продукт, они несъедобны и не всегда дозревают, даже если согласно ритуалу положить их надолго в темное место. Желтыми же они были только в тех пакетах, которые давали папе благодаря его известности. И все же для меня существовал только один великий актер - Андрей Александрович Миронов, и один выдающийся режиссер - Никита Сергеевич Михалков. А папа, конечно, тоже был актером и иногда режиссером, но все же сравнение с этими двумя величинами было явно не в его пользу.
Так вот, однажды по пути в Саратов, вернее, в небольшой его пригород, где мой дед Павел Кондратьевич работал в местном санатории, на грунтовой дороге нас застал ужасающий ливень... Машина встала, а потом начала медленно сползать в кювет на глазах у растерявшегося папы... На улице ночь, ничего кругом нет, только вдалеке маячат тусклые огоньки. Мы пошли на их свет в надежде найти хоть какую-то подмогу. Подходим к дому, стучимся - дверь открывается, и до нас доносятся знакомая мелодия и слова, которые к тому времени выучил даже я: «Мгновения, мгновения, мгновения...» На маленьком экране с водяной линзой мелькают нечеткие силуэты папы и Вячеслава Васильевича Тихонова, а на нас совершенно ошалевшими глазами смотрят люди, узнавшие в стоящем перед ними вымазанном глиной и промокшем человеке холеного героя телефильма. Потом вся деревня в едином порыве вытаскивала нашу «Волгу», толкала ее к какому-то отстойнику, мыла и приводила в порядок. Нас усадили за стол, что-то говорили...
И тогда, в той деревне, я понял, что, наверное, и мой папа тоже имеет к этой огромной любви какое-то отношение. И для меня в тот момент он почти сравнялся с Мироновым и Михалковым. Во всяком случае, по популярности.
Галина ВОЛЧЕК: «Самый сильный удар я нанесла папе, когда закурила»
- Я, к сожалению, никогда не была послушной дочерью. Первый и самый сильный удар я нанесла папе, когда я закурила. Дело в том, что мы с Наташкой, моей подругой, дочкой Ромма, во всем хотели подражать ее маме, актрисе Кузьминой. Она была очень известной в то время артисткой.
Было нам лет семнадцать. И когда папа нас застукал... Он сам курил и, видимо, понимал, к чему это приведет. Но он не сказал мне: «Не делай этого» или «Накажу». Он никогда бы так не сказал. Он просто молча заплакал.
...Наша первая серьезная ссора случилась, когда я Евстигнеева привела в роли своего жениха. Няня была откровенно в ужасе. Она ведь с детства говорила: «Наша Галька выйдет за какого-нить самостоятельного». Имелся в виду состоятельный человек: мы жили в доме, где были знатные женихи - Эрик Пырьев и т. д. А тут пришел Евстигнеев. Няня укоризненно сказала: «Как ему не стыдно, лысому-то, ходить? Хоть бы какую шапчонку надел!» А папа ничего не сказал. Просто посмотрел. И этого оказалось достаточно.
К тому времени папа женился. Он не женился до того времени, пока я не окончила школу и не поступила, хотя эта дама присутствовала в его жизни. Даме не понравились ни мой жених, ни я. И я, однажды почувствовав это, гордо взяла за руку Женю и ушла, не взяв ни вилки, ни простыни, ни наволочки...
Мы ушли в никуда. Ночевали первую ночь на Киевском вокзале, а потом сняли комнату на «Маяковке». После этого я потеряла с папой связь на четыре года. Я не могла простить неприятие Жени папиной жене, а заодно и папе.
Источник: http://kp.ua/
Комментировать | | Обсудить на форуме |
